Окадзаки Хирото в настоящее время имеет репутацию лучшего специалиста по ката во всем каратэ Кёкусин. Именно Окадзаки Хирото инициировал и явился главным мотором пересмотра системы ката в IKO-1 (президент Мацуи Сёкэй), а после ухода из этой организации вслед за Роямой Хацуо продолжил эту работу в японской и международной организациях Кёкусин-кан. Сейчас Окадзаки Хирото является заместителем директора штаб квартиры (фуку-хомбутё), председателем Технического комитета Федерации Кёкусин-кан. Также он является 16-йм патриархом школы Мугай-рю иай хёдо и завучем японской средней школы. Этого человека называют лучшим специалистом по ката во всём каратэ Кёкусин. Он живое достояние Японии, а ещё его называют ходячей энциклопедией будо.
Родился Окадзаки Хирото в апреле 1961 года в префектуре Фукусима, в городке Исикава на северо-востоке острова Хонсю. В начальной школе начал изучать каратэ-до Сито-рю и кэндо. В школу каратэ-до Кёкусинкай пришел заниматься в средней школе, в возрасте 12 лет, после того, как в одном из журналов увидел фотографию сихана Рояма, наносящего удар микадзуки-гэри на V чемпионате Японии. Рояма выиграл тот чемпионат.
Рояма Хацуо был прямым учеником создателя стиля Кёкусинкай Оямы Масутацу. На нашей земле в мире Кёкусина он более чем известен. Долгое время он был куратором стран бывшего Советского Союза и восточной Азии. Когда Окадзаки ходил в первый класс повышенной средней школы и уже носил коричневый пояс, сихан Рояма стал курировать отделение Кёкусинкай в префектуре Фукусима в качестве профессионального инструктора и периодически приезжал проводить занятия. С тех пор жизненные пути Роямы и Окадзаки переплелись, и со временем их отношения стали настолько тесными, что по словам нашего героя, их особая связь не разорвется даже тогда, когда кто-то один из них умрет.
Нынешний технический директор Кёкусинкана заслужил особое внимание нынешнего кантё с первой тренировки. Это внимание зачастую выражалось в синяках, полученых от учителя, и даже выбитых зубах. Но эти японские методы воспитания Окадзаки принимает с почтением и благодарит наставника за всё чему научился в боевых искусствах. Ведь именно благодаря Рояме он помимо каратэ стал практиковать и другие виды будо.
Во втором классе повышенной средней школы Окадзаки пришел к Рояме за разрешением сдавать экзамен на первый дан, услышал от своего учителя: «Сначала нужно получить хотя бы первый дан по дзюдо! Пока не будет первого дана по дзюдо, о первом дане Кёкусина и разговора быть не может!».
Так, Окадзаки начал заниматься дзюдо. «И эти занятия настолько мне понравились, что я не остановился на первом дане, а дошел до третьего и сейчас веду кружок дзюдо у себя в школе, и занимаюсь с сотрудниками нашего полицейского отделения», — рассказывал он.
По окончании школы Окадзаки решил найти додзе, в котором тренирует Рояма и попроситься к нему в ученики. Роя-ма не просто его принял, а сразу сделал своим ути-дэси (ученик, постоянно живущий при учителе), даже не спросив у того желания. Правда ути-дэси был приезжающий, поскольку в то время ещё не было общежития для учеников. Кантё обучал его каратэ, но кроме этого он учил ещё смотреть на мир открытыми глазами, посылал к другим наставникам, говоря, что настоящим мастером может стать только человек с очень богатым и разноплановым опытом занятий. По рекомендации своего сенсея Окадзаки Хирото поступил в университет и после его окончания стал учителем в школе, в которой работает и по сей день. Вторым после Кёкусина страстным увлечением сихана Окадзаки является искусство меча, — школа Мугай-рю иай хёдо. С этой школой он познакомился довольно поздно — в тридцать лет. Увлекся, начал тренироваться. Через два года занятий познакомился с сэнсэем Сиокава Хосё, обладателем 9-х данов по Мугай-рю иай хёдо, каратэ-до Сито-рю и Синто мусо-рю дзёдо, который стал для него вторым после кантё Рояма Учителем.
Сэнсэй Сиокава, прямой ученик наставника Накагава Синъ-ити, чемпион Японии по иайдо (чемпионат Японии, проводимый Обществом содействия школе Мугай-рга иай хёдо) и кэндо (чемпионате Японии, проводимый Всеяпонской федерацией кэндо) известен как выдающийся мастер меча, один из столпов традиционного фехтования в современной Японии.
Став учеником сэнсэя Сиокава, сихан Окадзаки стал ежегодно из своей родной Фукусимы ездить через весь остров Хонсю в Симоносэки, что в префектуре Ямагути, где находится додзё сэнсэя Сиокава, чтобы заниматься под его непосредственным руководством.
Заниматься не только Мугай-рю иай хёдо, но и каратэ-до Си-то-рю, Синто мусо-рю дзёдо и Ргакю кобудо (техника боя бо и сай, которую Сиокава Хосё освоил в зале своего учителя -основателя школы Сито-рга Мабуни Кэнва). В результате этих занятий в знак признания мастерства и высоких нравственных качеств Окадзаки Хирото в 2004 году, когда сихану было 42 года, сэнсэй Сиокава Хосё на торжественной церемонии объявил его 16 патриархом школы Мугай-рю иай хёдо и передал ему свое «боевое имя» — «Хосё».
На сегодняшний день Окадзаки Хирото является одним из самых молодых патриархов (сокэ) старых еще самурайской эпохи школ боевых искусств. Однако такова традиция школы: назначать следующего главу по достижении им 42 лет. Так, именно 42 года было основателю школы Цудзи Гэттан, когда он достиг просветления и создал Мугай-рю иай хёдо. 42 года было и Сиокава Тэрусигэ (Хосё), когда его учитель объявил его следующим патриархом.
И все же, случай сихана Окадзаки и вправду исключительный. Такое встречается крайне редко, когда один и тот же человек добивается успеха и в старинной школе, где вся тренировка вращается вокруг практики ката, а соревновательные поединки не проводятся, и в современной школе искусства поединка, где акцент, как раз наоборот, делается на вольные бои в контакт. Оба учителя Окадзаки Рояма и Хосё настаивают на том, что практика ката и поединки — два ключевых метода в освое- нии боевого искусства, и нельзя отказаться от какого-либо из них. Опыт сихана Окадзаки позволил ему выработать собственную методологию обучения боевым искусствам, которая строится на гармоничном сочетании практики ката и контактных вольных боев. Но в нынешних условиях, когда контактное каратэ получило столь широкое развитие, а эффективность ката как метода обучения боевому искусству стало принято отрицать, сихан чаще говорит о ката.
Он неустанно разъясняет своим ученикам суть методики занятий ката, которая позволяет использовать эти стандартизованные комплексы как действенное средство достижения боевого мастерства. Когда сихана Окадзаки спросили, в чем он видит свою миссию как патриарх школы Мугай-рю, он, не задумываясь, ответил: «Я хочу, практикуя ката, познать принципы боевого искусства и постичь исконный облик школы Мугай-рю». С таким подходом и верой в его правильность сихан, безусловно, сможет бережно сохранить и передать следующему поколению эту оригинальную традицию боевого искусства, которая славится замечательной рациональностью и тонкостью техники.
И не только! Ведь столь же бережно сихан относится и к каратэ Кёкусин. Не случайно именно ему еще в бытность его в составе единой Международной организации каратэ Кё-кусинкай, было поручено возглавить работу по унификации ката. После того, как в 2002 году Рояма Хацуо перестал быть верховным советником Кёкусинкай и создал организацию Кёку-синкан (разница всего лишь в одной букве на слух, а насколько сильные различия в организациях), его верный ученик последовал за учителем. И уже в новой организации продолжил начатую работу.
До 2005 года Окадзаки Хирото никогда не выезжал из Японии. В первый раз за пределы страны он выехал для участия в показательных выступлениях на первом Чемпионате мира по каратэ до Кёкусинкан в Москве. Директор Европейской Федерации Кёкусинкан Эдуард Еременко рассказал нам: «Показательные выступления состояли из ката с бо и тэми-сивари. Везде приглушили свет и на освещенное центральное татами вышел мастер (техника исполнения у Окадзаки была такая, что когда на следующем сборе в Японии Эдуарду Анатольевичу было предложено аттестоваться на 5-й дан, он отказался, сказав, что глядя на Окадзаки понимает, как много ещё нужно тренироваться). А потом было разбивание предметов. Сначала разбивал бейсбольную биту, потом бил доски. Он очень уверенно бьёт эти доски. Многих мастеров тэмисивари доводилось видеть, и сам проводил показательные выступления, но уверенность с которой это делает Окадзаки уникальна. Бьёт из любого положения. От маваси-гэри с левой ноги в доску, щепка улетела в зрительный зал метров на пятьдесят».
В настоящее время во многом благодаря этому человеку, в организации Кёкусинкан Каратэ-до происходит настоящая революция. Напомним, речь идёт о введении принципиально новых правил соревнований, позволяющие полноконтактные удары в голову руками, бросков, болевых и удушающих приемов. Это уже не тот кёкусин, к которому все привыкли. Можно предположить, что с виду это будет похоже на Кудо, ранее называвшийся Дайдо-дзюку каратэ-до, первый выходец из Кёку-сина, расширивший соревновательный арсенал своего прародителя и предложивший почти то же, что внедряется сейчас в Кёкусинкане. Но только с виду, и то… возможно. Пока ещё только опробуются новые шлемы и защитные накладки на руки, и не понятно, как они будут выглядеть в окончательном варианте. Если и будет сходство, то только внешнее. Очень важное отличие между Кудо и новым Кёкусином останется. Это методы подготовки бойцов. И различатся они будут еще больше. Если создатель Кудо Адзума Такаши убрал из программы обучения все ката, то нынешнее руководство Кёкусинкана добавило ката. И не просто увеличилось количество, а появились ката с оружием. Тонфа, бо, сай, боккен -это новые виды, ранее не знакомые многим идущим по пути изучения искусства боя невооруженной рукой.
В ката старых школ предусмотрены различные приемы боя с вооруженным противником. И широко известный, столь часто повторяемый лозунг каратэ «Итигэки хиссацу» — «Одним ударом наповал» — появился на свет, потому что в каратэ предполагалась возможность того, что противник будет вооружен мечом. Если хотя бы один удар меча будет пропущен, это будет конец, у каратиста в бою с фехтовальщиком есть только один шанс. В процессе овладения приемами использования оружия человек начинает понимать принципы использования собственного тела. Настоящий последователь каратэ должен научиться пользоваться японским мечом. Позанимавшись искусством иай, каратист поймет, каким образом его тело не может работать. Неслучайно, среди обладателей высоких данов в искусстве иай многие имеют опыт занятий каратэ.
Исходя из концепции, согласно которой Кёкусин каратэ не может быть полноценной системой боевого каратэ без изучения техники боя различными видами оружия, в настоящее время принято решение об организации систематического обучения кобудо в масштабах всей организации Кёкусин-кан. Проведение такой работы поручено Техническому комитету под руководством Окадзаки Хирото. Поручено скорее формально. Окадзаки инициировал эту работу и стал её главным мотором.
Официально известный на данный момент перечень регалий Окадзаки Хирото:
— обладатель звания ханси и 9-го дана школы Мугай-рю иай хёдо (искусство фехтования мечом и выхватывания меча из ножен), сертификата о «полной передаче» школы (мэнкё кайдэн);
— обладатель звания ханси и 9-го дана школы Синто мусо-рю дзёдо (искусство боя посохом), мастерского сертификата (мэнкё);
— обладатель звания ханси и 9-го дана Сито-рю каратэ-до;
— обладатель 7-го дана Рюкю кобудо (искусства боя бо и сай) и сертификата о «полной передаче» учения (мэнкё кайдэн);
— обладатель звания рэнси школы Тайки сисэй кэмпо;
— обладатель звания кёси и 7-го дана школы Кёкусин каратэ-до;
— обладатель 3-го дана Кодокан дзюдо;
— обладатель 3-го дана кэндо.
Автобиографичный отрывок из книги Окадзаки Хирото «Практика совершенствования означает самоотречение во имя пути».
«С сегодняшнего дня ты – утидэси», — эти слова, прозвучавшие двадцать лет назад, наверное, определили мой жизненный путь.
Недавний выпускник одной из повышенных средних школ в префектуре Фукусима, я, едва прикоснувшись к учебе в университете, практически сразу по переезду в Токио примчался в район Икэбукуро в генеральную штаб-квартиру Кёкусинкай и первым делом поинтересовался: «А в какое время проводит занятия сихан Рояма?» Тут мне рассказали, что кантё Рояма открыл отделение Кёкусинкай в префектуре Сайтама и тренирует там. Я немедленно позвонил ему домой и попросился в ученики.
В то время отделение Кёкусинкай в префектуре Фукусима в качестве профессионального инструктора курировал кантё Рояма, который периодически приезжал к нам проводить занятия. Такая практика установилась, когда я учился в первом классе повышенной средней школы. Я в то время отличался крепким телосложением и уже носил коричневый пояс, и, наверное, поэтому кантё уделял мне вдвое больше внимания (или издевательств?), чем другим. Уже во втором классе повышенной средней школы я получил от него черный пояс и был направлен на всеяпонский чемпионат. Это подвигло меня еще больше усилий отдавать совершенствованию в каратэ, и потому теперь я ломился в школу кантё Рояма.
Кантё обрадовался мне: «Хорошо, что ты приехал!» Потом он сказал: «Месячные взносы платить не будешь. С этого дня ты – мой утидэси!» Вот так, не спросив моего желания, он сделал меня своим утидэси. Я тогда не очень-то понимал, что это значит, и лишь радовался тому, что смогу усиленно заниматься каратэ. Поэтому я ответил на слова кантё стандартной фразой: «Ос! Буду держаться!»
Вы спросите: «А чем статус утидэси отличается от статуса обычного ученика?» Прежде всего, разница заключается, наверное, в том, что утидэси, в отличие от обычного ученика, принимает участие в тренировках не тогда, когда есть время у него, а когда есть время у наставника.
Надо сказать, что в то время у кантё еще не было общежития для утидэси, какое есть сегодня, и я был «приезжающим утидэси». Мой обычный день начинался в 8 утра с поездки к кантё Рояма домой (он тогда жил в районе Китаэн городка Урава). Там он угощал меня ломтиком хлеба и чашкой кофе, после чего мы бежали в храм Косё-дзи. По прибытии туда начинали тренировку с практики «столбового стояния» (рицудзэн) школы Тайкикэн, затем переходили к отработке упражнений ё («сотрясение») и хай («ползание» — медленные перемещения в низких стойках). Поскольку кантё выполнял эти упражнения очень подолгу – 40-50 минут «стоял столбом», потом 30 минут занимался хай, я не мог все повторять за ним. Поэтому я заканчивал свои упражнения пораньше и шел тренироваться на мешке с песком. Если звук удара в мешок казался мне плохим, я наносил удар снова и так до тех пор, пока не добьюсь нужного результата, в общем, я колотил мешок изо всех сил. Когда кантё заканчивал свою тренировку в Тайкикэн, он переходил на упражнения с мешком, а я под гул его чудовищных по силе ударов тренировался с другими снарядами. Еще иногда кантё преподавал мне азы ведения поединка. Вот так мы и тренировались – вдвоем, очень подолгу, зачастую не произнося за всю тренировку ни слова.
Ближе к полудню мы неспешной походкой отправлялись к кантё домой. Разговоры с кантё по дороге послужили источником моего нынешнего богатства знаний и убеждений. Он рассказывал мне не только о сосае Ояма Масутацу, но и о сэнсэе Куросаки, сэнсэе Ясуда, сэнсэе Исибаси, сэнсэе Харуяма, сэнсэе Фудзихира и о других легендарных учителях Кёкусин каратэ, а также о сэнсэе Ван Сянчжае, сэнсэе Саваи Кэнъити, сэнсэе Накамура Хидэо и о многих-многих других выдающихся личностях, вплоть до дзэнского монаха Хакуина, жившего в XVIII веке.
Дома кантё кормил меня обедом, после чего я был свободен до вечера. В это время в отсутствие учителя я присматривал за домом, помогал в разных делах, а бывало, что и расслаблялся, позволяя себе дневной сон.
К вечеру мы отправлялись в парк Аоки в городке Кавагути. Там мы бегали по аллеям, отрабатывали удары на деревьях, готовясь к общей тренировке, которая начиналась в 7 часов. В это время у кантё еще не было постоянного додзё, и он проводил тренировки в зале, арендованном во дворце детей и молодежи. Во время этих тренировок я помогал учителю и, конечно же, тренировался сам.
В том, что я рассказываю, наверное, нет ничего особенного, единственное, что было специфическим – как раз в этот период увидела свет книга «Сёгай-но каратэдо» («Каратэ – Путь на всю жизнь»), после прочтения которой к кантё Рояма стали приезжать молодые парни со всей страны. Поэтому все наши дни проходили в ужасной горячке, каждый поединок по накалу походил на битву с представителями чужой школы. Среди желающих стать учениками кантё было немало таких, которые вели себя как натуральные погромщики. Неизвестно было, чего от них ждать в кумитэ – то ли станут бить в лицо кулаками, то ли попробуют бороться, и тогда кантё командовал мне: «Этого парня постарайся срубить с одного удара!»
В это время учиться к кантё пришли нынешний директор штаб-квартиры сихан Кояма Акио и основатель отделения Кёкусин каратэ в Сайкё покойный сихан Миура Ёситаро. Они также завоевали доверие кантё и стали его утидэси. В отличие от обычных учеников, мы поддерживали между собой поистине братские отношения, подбадривали друг друга и соревновались. Это не значит, что мы специально готовились к соревнованиям, скорее мы просто тренировались изо дня в день, чтобы решить те задачи, которые перед нами ставил кантё Рояма. Моча с примесью крови была обыденным явлением, точно так же, как мы каждый день тренировались в Тайкикэн, набивали ударные поверхности, дрались с ударами в лицо, с удушающими и болевыми приемами, проводили бои против нескольких противников и без конца отрабатывали кихон и ката. В этом не было ничего личного с нашей стороны, просто мы все наше время отдавали движению по Пути, общему для нас и нашего учителя, шли по Пути, отдавая этому все свои силы и помыслы.
В памяти от того времени осталось великое множество различных эпизодов, о которых я еще как-нибудь расскажу. Здесь же хочу рассказать только о том, как однажды я сбежал из додзё кантё Рояма.
Перед XVI чемпионатом Японии мы прошли лагерь на горе Мицуминэ, и физически я был готов к соревнованиям великолепно. Успешно прошел два круга и отправился в Икэбукуро поесть – бой третьего круга должен был состояться на следующий день. Вдруг я почувствовал острую боль в боку. Когда я пошел в туалет, у меня пошла ярко красная моча (при работе на мешке с песком моча обычно очень темная, почти черная), и я потерял сознание. Друзья доставили меня в госпиталь экстренной помощи, где врачи в ходе осмотра установили, что у меня произошел разрыв почки, и тут же уложили меня в палату. Из-за острой боли у меня по всему телу начались судороги, тогда мне в ноздри вставили трубки и сделали усыпляющий укол. Когда на следующий день я очнулся, я не чувствовал своего тела и не мог пошевелиться.
Врачи объяснили мне, что если их прогноз оправдается – кровотечение в почке прекратится, и организм сам восстановит ее нормальное функционирование, то операция не потребуется, а если нет, то почку придется удалить. От этого объяснения у меня потемнело в глазах. О чемпионате я, естественно, уже и не думал. Я не особенно мучил себя мыслями о том, что получил травму во время соревнований, просто мне было очень горько. Трое суток я, слово тунец на рынке, неподвижно пролежал в кровати, не в состоянии даже повернуться на другой бок, не говоря уже о том, чтобы дойти до унитаза. Всю пищу я выблевывал и питался только через капельницу. К счастью, почка постепенно начала функционировать нормальным образом, врачи объяснили мне, что если я буду соблюдать покой, то операция не потребуется, и с четвертого дня я начал понемногу принимать пищу.
Когда другие утидэси приходили навестить меня, я робко спрашивал у них: «А что говорит сихан Рояма?» При этом я больше всего боялся услышать: «Да ничего особенного…»
Через неделю в больницу, наконец, пожаловал сам кантё Рояма, поглядел на меня с суровым, как у черта, видом и задал только один вопрос: «И до каких пор ты собираешься тут лежать?» После этого он вышел. Я в это время лежал на боку под капельницей, но тут же вскочил на кровати, сел в церемониальную позу на коленях сэйдза и энергично отвечал учителю: «Ос! Простите меня!» Затем я сочинил для врачей благовидный предлог для выписки из больницы, дескать, у меня срочные дела дома, и в тот же день вернулся в додзё кантё Рояма.
Узнав, что сихан Рояма уехал проводить тренировку в Кавагоэ, я захватил с собой кэйкоги – тренировочный костюм – и помчался за ним. Дело в том, что группу в Кавагоэ вел я, и кантё поехал туда проводить тренировку вместо меня.
Когда я добрался до Кавагоэ, тренировка уже началась. Я быстро переоделся и присоединился к тренирующимся. При виде меня кантё только спросил: «Явился?!» Он отнюдь не похвалил меня – уж такая у него манера общаться. Я едва стоял на ногах, ведь еще днем лежал под капельницей, но кантё скомандовал: «Сегодня вы все по очереди будете проводить кумитэ с Окадзаки!» С этими словами он вывел меня на центр зала. В то время в общей группе в Кавагоэ на каждой тренировке присутствовало по сорок человек, из них половина – ученики с поясами старше зеленого. «Жалеть сэмпая – значит проявить по отношению к нему неучтивость!» — сказал кантё. После этих слов все атаковали меня всерьез. Я не помню, как я бился в тот раз, помню только, что сломал средний палец на левой руке, и он выгнулся у меня в обратную сторону. Но эта травма не стала предлогом для прекращения серии боев, я сам поставил палец в нормальное положение, сжал кулак и продолжил бои. В голове у меня была тогда только одна мысль: «Лучше умру, но не отступлю!» После того, как я провел что-то около 20 боев, ко мне подошел кантё Рояма и сказал только: «Ну, раз ты это сделал, значит, можешь!»
Сразу после тренировки у меня снова пошла моча с кровью, и я снова потерял сознание.
Когда я кое-как добрался до главного додзё в Кавагути, я подумал, что, наверное, теперь и умру, и поговорил с начальником секретариата господином Окуяма. Он сказал мне: «Я как-нибудь все объясню сихану Рояма, а ты на какое-то время уезжай отсюда». После этого разговора я, ничего не сказав кантё, сбежал в родную Фукусиму.
Около месяца я отдыхал в Фукусиме. С кантё Рояма я никак не контактировал и только ходил по больницам, поправляя здоровье. Но я думал о том, что мне нужно как-то оправиться к концу года – на это время была запланирована дружеская встреча с командой китайского кэмпо. Поэтому через месяц я вернулся в Сайтаму, чтобы продолжить тренировки в группе кантё, хотя и предвидел, что вызову его гнев.
Сразу по приезде я отправился на тренировку. Увидев меня после нескольких недель отсутствия, кантё Рояма не разразился гневом, но и не заговорил со мной (а это было страшнее всего)… Тренировки пошли обычным чередом. Я постепенно набирал форму. В это время кантё заставлял нас делать много упражнений для пресса…
Я ожидал, что это произойдет, но все-таки немного испугался, когда, лежа на спине и поднимая ноги, вдруг взглянул вверх и увидел стоящего рядом со мной с синаем в руках кантё. На мгновение в его глазах блеснул усмешка – до сих пор не могу забыть ее.
— Уважаемый! Как там поживает наш пресс?! – зло выкрикнул он и обрушил на мой живот град ударов, а под конец, «приканчивая» меня, нанес в него несколько тычков концом.
— Окадзаки! Не хочешь ли еще поработать над прессом?!
— Ос!
Вот так порой учитель обращался со мной, но это – сугубо наша, моего учителя и моя, особая связь.
Но вернемся к разговору о том, что такое «сюгё» — «практика совершенствования». В практике совершенствования всегда существует Путь, существуют учитель и ученик, существует техника, которая опирается на дух. В то же время в практике совершенствования не существует «Я», я думаю, что в ней присутствует только некто, который всего себя отдает Пути. Я и кантё Рояма соединены связью, которая именуется «сюгё» — «практика совершенствования», и это настолько сильная связь, что ни я, ни кантё Рояма не можем ее разорвать, я думаю, она сохранится даже тогда, когда кто-то из нас умрет. В основе связи учителя и ученика – решимость, тот, у кого нет решимости, не может именоваться «дэси» — «ученик» — так я считаю.
Я хотел бы, чтобы впредь ты, читатель, не забывал о решимости и тренировался, вкладывая свою душу.
Ос!